каждый из нас был хромым на одну из своих душ
пятница, 01 июня 2007
воспитанница Старой Облезлой Кошары
два года назад было очень плохо. потом оказалось, что зря, что попусту, что понарошку все.
время идет, сегодня снова первый день лета, и за окном - проливной дождь, и старые шрамы болят и ноют - скорее всего из-за смены погоды, да-да.
вспомнить.
время идет, сегодня снова первый день лета, и за окном - проливной дождь, и старые шрамы болят и ноют - скорее всего из-за смены погоды, да-да.
вспомнить.
среда, 23 мая 2007
воспитанница Старой Облезлой Кошары
веста.
не-веста. гребаная девочка с лицом залитым растекшейся тушью (тушью - звучит двусмысленно и правдоподобно). по залету? нет, что вы, как можно, разумеется. разумеется да.
а еще белые венки и родственники с денежными конвертиками. посчитаем, милый, вечером, за шторкой, сколькосколько. жадно.
жених похож на грустный черный фонарь. похотливый грустный черный фонарь. гротеск - подытоживаю
и
с шестого этажа плюю на их счастье горькой кофейной слюной. суббота.
чья-то глупая свадьба.
к черррту.
не-веста. гребаная девочка с лицом залитым растекшейся тушью (тушью - звучит двусмысленно и правдоподобно). по залету? нет, что вы, как можно, разумеется. разумеется да.
а еще белые венки и родственники с денежными конвертиками. посчитаем, милый, вечером, за шторкой, сколькосколько. жадно.
жених похож на грустный черный фонарь. похотливый грустный черный фонарь. гротеск - подытоживаю
и
с шестого этажа плюю на их счастье горькой кофейной слюной. суббота.
чья-то глупая свадьба.
к черррту.
суббота, 05 мая 2007
воспитанница Старой Облезлой Кошары
я не буду склочным истериком.
у меня в крови солнце, а значит я снова смогу писать словами картины.
и вовсе не для Вас.
у меня в крови солнце, а значит я снова смогу писать словами картины.
и вовсе не для Вас.
суббота, 07 апреля 2007
воспитанница Старой Облезлой Кошары
я ведь здесь совсем случайно.
совсем случайно.
пробегал мимо
и
вдруг
решил сказать,
шепотом
что сегодня
тоже совершенно случайно
родилась замечательная
кареглазая
девушка
которая
очень хорошая
и
которую можно
любить.
и еще - шепчу я - пусть она будет счастлива.
пусть она будет невероятно счастлива.
совсем случайно.
пробегал мимо
и
вдруг
решил сказать,
шепотом
что сегодня
тоже совершенно случайно
родилась замечательная
кареглазая
девушка
которая
очень хорошая
и
которую можно
любить.
и еще - шепчу я - пусть она будет счастлива.
пусть она будет невероятно счастлива.
@настроение:
бла-бла 
пятница, 09 марта 2007
воспитанница Старой Облезлой Кошары
привет.
гребаный февраль прошел. сука-зима пережита почти без долгов.
привет.
да, я еще жив. у меня все такие же голубые глаза и бессвязная речь.
привет.
я рад тебя видеть. да, очень. скучал? помнил? надеюсь, взаимно.
привет.
у меня много молчания за правой щекой, а сегодня телефонная трубка дымила.
привет.
всем кораблям надо когда-нибудь возвращаться в свою пристань.
пока.
гребаный февраль прошел. сука-зима пережита почти без долгов.
привет.
да, я еще жив. у меня все такие же голубые глаза и бессвязная речь.
привет.
я рад тебя видеть. да, очень. скучал? помнил? надеюсь, взаимно.
привет.
у меня много молчания за правой щекой, а сегодня телефонная трубка дымила.
привет.
всем кораблям надо когда-нибудь возвращаться в свою пристань.
пока.
воскресенье, 10 декабря 2006
воспитанница Старой Облезлой Кошары
Ты ведь сегодня родился.
Ты ведь появился на свет сегодня, мой хороший...
А я ломал голову, нервничал - что же пожелать тебе?
Какие слова произнести? Я - аховый сказитель.
Я ведь понимаю, все просто, просто и даже банально -
будь счастливым, мой хороший, будь за всех нас, за всех, кто рядом,
кто за километры дорог, за кубометры разряженного воздуха,
будь счастливым и улыбчивым - твоя башенка слишком крепка, ты же знаешь,
просто с каждым шагом, с каждым новым кубиком ты сможешь видеть больше,
будь счастливым и легким - ты же знаешь, каково это, когда земля почти не носит тебя,
когда к ступням льнет воздух, когда грудь переполняет нечто...
будь тем, кто ты есть. без всяких имен, их у тебя много, знаю.
с днем рождения тебя, мой хороший.
с днем рождения, мой светлый.
с днем рождения...
Ты ведь появился на свет сегодня, мой хороший...
А я ломал голову, нервничал - что же пожелать тебе?
Какие слова произнести? Я - аховый сказитель.
Я ведь понимаю, все просто, просто и даже банально -
будь счастливым, мой хороший, будь за всех нас, за всех, кто рядом,
кто за километры дорог, за кубометры разряженного воздуха,
будь счастливым и улыбчивым - твоя башенка слишком крепка, ты же знаешь,
просто с каждым шагом, с каждым новым кубиком ты сможешь видеть больше,
будь счастливым и легким - ты же знаешь, каково это, когда земля почти не носит тебя,
когда к ступням льнет воздух, когда грудь переполняет нечто...
будь тем, кто ты есть. без всяких имен, их у тебя много, знаю.
с днем рождения тебя, мой хороший.
с днем рождения, мой светлый.
с днем рождения...
среда, 29 ноября 2006
воспитанница Старой Облезлой Кошары
ты спрашиваешь, что такое разлуки?
хмуришься и спрашиваешь, что такое разлуки?
а все просто.
это то, из-за чего я не смогу тебя увидеть, когда будет нужней всего.
хмуришься и спрашиваешь, что такое разлуки?
а все просто.
это то, из-за чего я не смогу тебя увидеть, когда будет нужней всего.
среда, 01 ноября 2006
воспитанница Старой Облезлой Кошары
пришел-пришел
я сотру иней со щек и обниму при встрече
надолго бы
м, ноябрь?
я сотру иней со щек и обниму при встрече
надолго бы
м, ноябрь?
суббота, 28 октября 2006
воспитанница Старой Облезлой Кошары
Она была странной – дурнушкой в анфас, прелестницей в профиль, у нее были длинные пальцы и нижняя губа, что чуть пухлее верхней, миниатюрная фигурка ее куталась просторные платья и кафтаны. Она не пела – голос ее не желал танцевать танго с нотами, голос плясал твист, голос бунтовал и читал Маяковского, но умела напевать, интимным полушепотом, шелестом травы, журчанием родника.
Она была странной – вместо зрачка в правом глазу было кофейное зерно, а в левом, в самом уголке – щепотка имбиря. В детстве она чуть картавила, в последствии же, когда она разгоняла скорость своей речи, как и в беге, часто спотыкалась – но рассказчица из нее была чудесная. Смеялась, дескать, правнучка Шехрезады.
Она была странно – говорят, на локтях у нее была чешуя, правая грудь больше левой, она страдала (ли?) бессонницей, а по Осени, к всеобщему удивлению, хоронила сама себя – панихида, отпевание, поминки, сорок дней – венки да черные ленты, разве что плакать по ней некому было.
Она путала ночь и день, сахар и соль, чужое со своим, кровь с вином, общинников с одиночками, Май с Сентябрем, возраст свой она считала по косам, что заплетала каждый первый понедельник Января, и раз в три слова говорила истинную ложь.
Она вешала бубенцы на запястья, лицо покрывала гримом – аккуратный алый рот на белом, да только, если и роняла свои поцелуи на кого-нибудь – краски совсем не оставляла.
Она была странная, она рыдала, заливаясь хохотом, она смеялась, всхлипывая и пряча лицо в платок, она просила за свои рассказы старые монеты, со стершейся чеканкой, вышедшие из обихода и больше всего боялась умереть без отпущения грехов.
Она верила, что ее собственное имя на слоге “-ли-“ заставляло людей произносивших его растягивать губы в улыбке и любила красть сны у благородных девиц и невинных младенцев.
Она носила на груди ветку сушеной полыни, имела осиную талию, а родимые пятна считала божественными отметинами. По мере того как росла Луна, она все больше грустнела, когда же Месяц шел на убыль, грудь ее распирала убийственная эйфория.
Она опять вернулась в этот город.
Улиссея.
Она была странной – вместо зрачка в правом глазу было кофейное зерно, а в левом, в самом уголке – щепотка имбиря. В детстве она чуть картавила, в последствии же, когда она разгоняла скорость своей речи, как и в беге, часто спотыкалась – но рассказчица из нее была чудесная. Смеялась, дескать, правнучка Шехрезады.
Она была странно – говорят, на локтях у нее была чешуя, правая грудь больше левой, она страдала (ли?) бессонницей, а по Осени, к всеобщему удивлению, хоронила сама себя – панихида, отпевание, поминки, сорок дней – венки да черные ленты, разве что плакать по ней некому было.
Она путала ночь и день, сахар и соль, чужое со своим, кровь с вином, общинников с одиночками, Май с Сентябрем, возраст свой она считала по косам, что заплетала каждый первый понедельник Января, и раз в три слова говорила истинную ложь.
Она вешала бубенцы на запястья, лицо покрывала гримом – аккуратный алый рот на белом, да только, если и роняла свои поцелуи на кого-нибудь – краски совсем не оставляла.
Она была странная, она рыдала, заливаясь хохотом, она смеялась, всхлипывая и пряча лицо в платок, она просила за свои рассказы старые монеты, со стершейся чеканкой, вышедшие из обихода и больше всего боялась умереть без отпущения грехов.
Она верила, что ее собственное имя на слоге “-ли-“ заставляло людей произносивших его растягивать губы в улыбке и любила красть сны у благородных девиц и невинных младенцев.
Она носила на груди ветку сушеной полыни, имела осиную талию, а родимые пятна считала божественными отметинами. По мере того как росла Луна, она все больше грустнела, когда же Месяц шел на убыль, грудь ее распирала убийственная эйфория.
Она опять вернулась в этот город.
Улиссея.
воспитанница Старой Облезлой Кошары
Лента Мебиуса – вот моя траектория.
Я возвращаюсь туда, откуда начал, независимо от того, в какую сторону решил податься. И меня это чертовски раздражает, знаешь ли. Но тебе все равно, да, тебе все равно, конечно, абсолютно безразлично, ты прячешься, уходишь на глубину, расправляешь шторы, закрываешь жалюзи, выключаешь свет и сидишь тихонько в темноте своей, наедине со своим отчаянием.
Сидишь и не знаешь, что я этой Осенью, посреди голубого неба, желтой листвы, в щелях октябрьских вечеров, греюсь только светом твоих окон.
20°
Я возвращаюсь туда, откуда начал, независимо от того, в какую сторону решил податься. И меня это чертовски раздражает, знаешь ли. Но тебе все равно, да, тебе все равно, конечно, абсолютно безразлично, ты прячешься, уходишь на глубину, расправляешь шторы, закрываешь жалюзи, выключаешь свет и сидишь тихонько в темноте своей, наедине со своим отчаянием.
Сидишь и не знаешь, что я этой Осенью, посреди голубого неба, желтой листвы, в щелях октябрьских вечеров, греюсь только светом твоих окон.
В кирпичных домах невысоких
с налетом легкой разрухи
загадочно светятся окна,
доносятся смутные звуки,
и кажется почему-то,
что там веселей и теплей,
что там настоящие люди,
приветливей и родней…
(c)
с налетом легкой разрухи
загадочно светятся окна,
доносятся смутные звуки,
и кажется почему-то,
что там веселей и теплей,
что там настоящие люди,
приветливей и родней…
(c)
20°
суббота, 14 октября 2006
воспитанница Старой Облезлой Кошары
...и тень ее пахла корицей. (с)
суббота, 07 октября 2006
воспитанница Старой Облезлой Кошары
вторник, 22 августа 2006
воспитанница Старой Облезлой Кошары
cам себя водил за нос.
пришло осознание.
прекратил бедлам.
готовлюсь к осени.
и мораль(но)
тоже
...
пришло осознание.
прекратил бедлам.
готовлюсь к осени.
и мораль(но)
тоже
...
а меня, если на чистоту, гложет вопрос где ж это
я,
врожденный несчастливец,
смогу найти кожаные_черные_сапоги_за_колено
\и никакого смеха за кадром\
я,
врожденный несчастливец,
смогу найти кожаные_черные_сапоги_за_колено
\и никакого смеха за кадром\
четверг, 17 августа 2006
воспитанница Старой Облезлой Кошары
воспитанница Старой Облезлой Кошары
вторник, 15 августа 2006
воспитанница Старой Облезлой Кошары
наушники стали естественным продолжением мозга
шепчут мне "...ne ferme pas les yeux..."
только хочется (у)слышать это с уст живого человека
воскресенье, 13 августа 2006
воспитанница Старой Облезлой Кошары
тихо-тихо.
у тебя в груди механизм самоуничтожения.
заедает тебя образами людей, которым ты ни к ч.
не дыши так шумно, а то взорвется...
тчк.тчк.тчк.
а у меня все хорошо.
у тебя в груди механизм самоуничтожения.
заедает тебя образами людей, которым ты ни к ч.
не дыши так шумно, а то взорвется...
тчк.тчк.тчк.
а у меня все хорошо.
воспитанница Старой Облезлой Кошары
из книги в книгу, заключенный в плен страниц, старых и не очень, пожелтевших, пахнущих свежей краской типографии, бережно сохранивших десятки отпечатков чьих-то пальцев; увлеченный в хаотичный круг чужих судеб, жизней, историй, застрявший меж бесконечными строками букв, знаков препинания и межстрочных пропусков, кочует картонный прямоугольник, 10х7, глянцевый и непривычно притягательный, испещренный с одной стороны – неделями года грядущего и украшенный с другой рисунком вечернего города, в котором живешь ты.
пятница, 11 августа 2006
воспитанница Старой Облезлой Кошары
Он приехал.
Вы слышите, он вернулся?
У меня нет красной ковровой дорожки, нет фанфар или хотя бы несчастного маленького оркестрика, нет пушек, конфетти или салюта... Цветов - и тех нет.
Но он прибыл вовремя. Он не опоздал. Я дождался, дождался, кажется, продрогнув до костей от этого ледяного ожидания, от цепенения, от холодного ветра.
У меня внутри зияющие дыры - затянулись. Тоска прогрызла, скука проела, боль протерла - но затянулись.
Я рад. Я безмерно рад. Я рад, что мне рады.
Между нами сотни километров, но так он ближе. Намного ближе.
Okaeri, Sphinx...
Вы слышите, он вернулся?
У меня нет красной ковровой дорожки, нет фанфар или хотя бы несчастного маленького оркестрика, нет пушек, конфетти или салюта... Цветов - и тех нет.
Но он прибыл вовремя. Он не опоздал. Я дождался, дождался, кажется, продрогнув до костей от этого ледяного ожидания, от цепенения, от холодного ветра.
У меня внутри зияющие дыры - затянулись. Тоска прогрызла, скука проела, боль протерла - но затянулись.
Я рад. Я безмерно рад. Я рад, что мне рады.
Между нами сотни километров, но так он ближе. Намного ближе.
Okaeri, Sphinx...
воспитанница Старой Облезлой Кошары
